Когда, почему и зачем я попал на ликвидацию аварии? На этих страницах уже упоминалось о том, что в последнее время работы на Нововоронежской АЭС моим делом было обобщение технических предложений, подготовка и согласование с различными ведомствами и организациями исходных материалов по выводу первого блока из разряда действующих после двадцатилетней эксплуатации — на такой гарантийный срок рассчитывался первый корпус энергетического реактора. Вопрос очень сложный, не решенный до конца и до сих пор. Проблем масса: что делать с высокоактивным крупногабаритным оборудованием, с облученным ядерным топливом, с жидкими изотопными отходами, со зданиями и сооружениями и т.п. Экономически целесообразно ли применить принцип "зеленой лужайки", т.е. все снести, дезактивировать площадку и использовать ее под строительство нового, более совершенного энергоблока или другого производства. (Такой принцип был реализован при ликвидации АЭС "Шиппингпорт" в США и "Токай-I" в Японии). Но как и чем сносить, вывозить опасный груз, да и куда, в какие хранилища? Или все радиоактивные строения обезопасить надежными, неразрушающимися в течении длительного времени (порядка 100 лет) конструкциями, а нерадиоактивный комплекс после модернизации про- должать использовать по прямому назначению. Но как и чем строить, какой выбрать материал, где гарантия такого требуемого долголетия?

— Слушай, Николаевич, в чернобыльской зоне заканчивается строительство саркофага и полным ходом идет сооружение стационарных могильников, пунктов дезактивации, спецпрачечной, санпропускников. Ты тут понабил шишек по подобным делам и считаю, что там очень пригодишься. Я уже подписал телетайпограмму на твой вызов. А Нововоронеж подождет, он не аварийный. Игнатенко я сообщил, он тебя знает, так что давай, помогай в беде...

С Александром мы в свое время вместе работали у финнов, он был у меня в подчинении, а у Игнатенко Евгения Ивановича, назначенного руководителем работ по ликвидации последствий аварии от Минатомэнерго, я несколько раз присутствовал на совещаниях в министерстве.

Управившись за пару дней с прохождением обязательной в этом случае медицинской комиссии, оформив командировку и справку режимного отдела о допуске к работам с документами для ограниченного круга лиц, я 17 ноября 86-го года спецрейсом вылетел в Киев. В самолете, в то время постоянно курсирующим от министерства, было битком народа, многие в транспортной спецодежде, мрачные, нелюдимые. Сидящая напротив женщина в трауре, несколько раз внимательно взглянув на меня, вдруг сказала:

— Мне кажется, я вас видела на фотографии с моим Анатолием. Вы не учились в Обнинске в прошлом году на курсах повышения квалификации? Я Ситникова...

Трагедия была еще и в том, что, как потом выяснилось, объективная информация Ситникова администрации ЧАЭС о полном разрушении реактора оперативно не была принята во внимание...

Прибыв в Чернобыль, меня вновь заставили пройти медкомиссию, не поверив привезенной справке из специализированной медсанчасти, уже два десятка лет обслуживающей персонал атомщиков. Игнатенко поручил мне временно исполнять обязанности начальника производственно-технического отдела возглавляемого им объединения "Комбинат", созданного как координирующая структура производства всех работ в зоне, независимо от ведомственной подчиненности.

Уже практически был закрыт саркофаг (объект "Укрытие"), уже заканчивали вчерне дезактивацию и подготовку к пуску третьего блока, уже погибли от тяжелейшей формы лучевой болезни тридцать один человек и три пилота разбившегося вертолета, уже сидели арестованными якобы прямые виновники аварии, уже Союз неправедно, по-коммунистически сформулировал в МАГАТЭ причины взрыва этого "уе...а" — только так называли многие эксплуатационники своего "кормильца". Но еще чувствовался в воздухе незабываемый металлический привкус, еще висело над погибшим монстром брюхо осветительного аэростата, еще солдаты-резервисты счищали с крыши машинного зала мощные загрязнения, еще продолжался лесоповал рыжих, вымерших сосен (ведь дерево как человек — 400 – 600 рентген ударного разового облучения и оно гибнет), еще мыкались по городам и весям от неустроенности тысячи эвакуированных семей, еще предстояло решать десятки задач по представительному контролю за поведением остатков ядерного топлива в саркофаге и им самим, предотвращению загрязнения грунтовых вод, захоронении бесчисленного тоннажа разнообразных твердых и жидких отходов, очистке территории 30-км зоны и т. д. и т. п.

До нового 87-го года, т.е. почти полтора месяца, я работал без выходных по вахтовому методу как командированный персонал. Чем занимался? Организовывал специализированное предприятие по дезактивации, транспортировке, переработке и захоронению радиоактивных отходов, впоследствии названное "Комплекс" с расположением в г. Припять.

Ситуация была тяжелая. Ведь наряду с первичным загрязнением громадной территории после взрыва в зону было завезено невиданное количество техники, оборудования, материалов, применяющихся при строительстве саркофага, гидротехнических сооружений, земляных работах и которые в свою очередь стали грязными, "натянув" на себя приличную активность и брошенные где попало. Мы частенько натыкались на КРАЗы, КАМАЗы, БТРы, БРДМы, ИМРы, БАТы, автобусы, тракторы и проч. с рентгенными уровнями излучений. Облетая несколько раз зону на вертолете, я наблюдал удручающую картину: безобразные навалы металлолома, мебели, матрацев, военного обмундирования, строительных конструкций и прочего хлама, что было разбросано при съездах с дорог, в лесу, на берегах рек Припять, Уж, Илья, Вересня. А ведь все это надо было обмерить по степени загрязнения, подогнать грузоподъемные механизмы, рассортировать и вывезти по пунктам локализации, которых при дезактивационных работах моих предшественников не существовало. Случайные, наспех выбранные места временных хранилищ "рыжего леса", спецодежды, спецобуви, снятого грунта и щебенки с пpомплощадки также требовали своего решения по нормативному перезахоронению. Приходилось думать и о налаживании долгосрочного режима работы в зоне — постоянном пылеподавлении, дезактивации материальных ценностей, пунктах санитарной обработки автотранспорта (ПУСО), санпропускниках, спецпрачечной, стационарных могильниках.

После полного выздоровления и возвращения с больничного медики устроили мне обструкцию, говоря, что я не могу дальше работать на производстве, где присутствуют источники ионизирующих излучений. В те драконовские времена это для меня было подобно крушению. Ведь мне было 47 лет, возраста и льготного стажа по списку № 1 по выходу на пенсию у меня не хватало, закон о чернобыльцах еще не родился и переквалифицировываться в таких годах, согласитесь, крайне тяжело, особенно морально.

Я говорю медикам: хорошо, пишите в амбулаторной карте что вы выводите меня из зоны по заболеванию, связанному с ликвидацией последствий катастрофы, у вас на руках мои исходные данные до и в момент работы в Чернобыле. После этого я собирался оформлять акт по форме Н-I — все специалисты, связанные с промышленностью, знают что это такое — дававший мне право оформлять инвалидность. Медики так всполошились, что не могли решить этот вопрос где-то 2 – 3 месяца — у них была секретная инструкция любыми путями уходить от такой связи. До чего же надо невзлюбить свой народ, чтобы выдумать такое! Ситуация разрешилась следующим образом: медики потребовали гарантий предприятия в виде санитарно-радиологической характеристики с щадящим режимом моей последующей работы. Щадящий режим... Это практически означало, что я, находясь в должности зам.главного инженера и мотаясь по объектам, порой "забывал" свой дозиметр в ящике стола, на том все и кончилось.

Первоначально моя работа доставляла мне глубокое удовлетворение. Мы наладили эффективное пылеподавление дорог различными экспериментальными составами, обустроили контрольными скважинами по грунтовым водам вновь возникшие хранилища высокоактивных отходов "Подлесный" и на промплощадке, ликвидировали очень загрязненные деревни Копачи, Янов, Шепеличи (интересно, есть ли они сейчас на новых картах?), вывезли из нерегламентных могильников Чистогаловка, Толстый лес и других все, что там находилось, в проектный могильник "Буряковка" — в траншеи с глиняными замками, очистили от зараженной техники открытую автостоянку на Лубянке, наладили и пустили в постоянную эксплуатацию цех дезактивации, спецпрачечную в Припяти, ПУСО на Лелеве, Рудня-Вересня, Диброва. Много времени и сил уделяли удерживающим радиоактивный смыв береговым защитным укреплениям, разделительным дамбам, противопаводковым мероприятиям. Меня за беспощадную борьбу с находящимися вне вахты горе-рыбаками, таившимися нередко в ужасно загрязненных местах и ловящих сомнительной чистоты рыбу, прозвали "Пума" — за то, что я носил рыжую, из искусственного меха шапку, уж не помню с какого склада полученную как спецодежда.

Чтобы хоть куда-то двигаться в плане выполнения требований о закрытой перевозке радиационных грузов, по моему техзаданию один КРАЗ, как опытный образец, был оборудован нержавеющей крышкой с масляным приводом двухстороннего действия. Но главный инженер объединения Синюков И.А., от которого зависела дальнейшая разработка этого направления, идею не поддержал, этот КРАЗ вскоре куда-то делся, у меня осталась одна фотография. Параллельно я пытался развернуть работы по поставке в зону спецтехники в виде мощных прессов для компактирования металла, печей для сжигания р/а отходов с очисткой газов до нормируемых значений, мусороперегрузочных станций, оборудования для дезактивации древесины (отделение коры от ствола, утилизация пеньков, сучьев, вершины, подроста и т.п.), установок для снятия грунта, битумирования и остекловывания жидких отходов. Даже списался с давно известной мне финской фирмой "Иматра Войма" по новому способу обработки органических низкоактивных отходов микробиологическим способом в результате воздействия бактерий — получается чистый газ и активный остаток меньшего объема. Побывал в московских организациях Машиноимпорт, Минлеспром, Атомэнергоэкспорт, заехал в Загорск на НПО "Радон" к специалистам по сбору, обработке и хранении радиационного "добра".

У меня скопился приличный комплект материалов по всему вышесказанному, но странное дело: руководство объединения (Седов В. К., Синюков И. А., Купный В. И., Холоша В. И. — тогда секретарь парткома, сейчас руководит Минчернобылем) не проявляли никакого энтузиазма к инициативам нашего предприятия и даже, наоборот, всячески старались воспрепятствовать любым начинаниям. Принятая ими целевая программа "Полигон" имела явно научный уклон, изобиловала многочисленными повторами и параллелизмом по тематикам договоров, чувствовался протекционизм в выборе некомпетентных исполнителей и совершенно не рассматривалась практическая сторона вопроса — когда же, кто и как начнет полномасштабно "лечить" зону.

В результате за те четыре с половиной года, что я работал на ликвидации последствий аварии, в адрес "Комплекса" не поступило ни одной единицы спецтехники, не считая пары опытных образцов по снятию грунта и обработке загрязненной почвы при сельхозработах, не выдерживающих никакой критики. Зато с завидным упорством продолжали непонятно для чего строить ПУСО "Хойники" (там нет огороженной зоны) и громадный санпропускник со спецпрачечной в Лелеве.

Естественно, в силу своего характера и профессиональной оценки текущих событий, я постоянно "возникал", писал служебные записки, доказывал свою точку зрения на оперативках. Дело было не в огульном критиканстве и нудливом брюзжании по мелочным промахам, я был принципиально не согласен с курсом объединения.

Как вы думаете, чем кончилось это противостояние? Правильно, увольнением с работы. Причем, мотивировка была вроде бы благообразной — по окончании срочного трудового договора, хотя двумя месяцами ранее я подал заявление с просьбой продлить договор, но оно где-то гуляло с непредставлением мне никакой информации о принятом решении. А тут пришла кадровичка, принесла приказ и трудовую книжку — на, мол, распишись и катись ко всем чертям...Ну что было делать?

Cижу, как в дерьме. Вот, думаю, реальные понятия таких выражений, как "охота на ведьм", "ату его!", "не вякай!" и т.п. Расписался в ознакомлении с приказом и кадровичка ушла. Само собой пришли на ум под настроение строчки Евтушенко, всю жизнь задиристого и бесстрашного:

Обидели. Беспомощно мне. Стыдно.

Растерянность в душе моей, не злость.

Обидели усмешливо и сыто.

Задели за живое. Удалось.

Удалось им, Синюковым, Седовым, не только вызвать в моей душе растерянность и беспомощность — это было сиюминутным,— но и непреодолимое желание усмешливым и сытым доказать, что я не пешка и не собираюсь прощать хамского беззакония — в этом я был уверен.

Понадобилось четыре месяца, чтобы восстановить свой статус-кво. Это длинная история, с работой комиссии по трудовым спорам, профсоюзного комитета, прокуратуры, суда.

Меня восстановили в прежней должности (хотя она была к тому моменту искусственно упразднена) и выплатили деньги за все дни вынужденных прогулов. Правда, к сожалению, не за счет руководителей и юристов объединения, на суде я на этом настаивал и закон предусматривал такой вариант. Позднее я выступил в местной прессе с этой неблаговидной тяжбой и подал заявление на увольнение по собственному желанию — какая там могла быть работа после всего случившегося! Тем более, что к тому времени я уже окончательно разуверился в принятой стратегии и тактике производства работ по отчужденной территории, а ездить на вахты только для того, чтобы получать повышенные зарплаты, — было не в моих жизненных правилах.

Спрашивается, неужто правительство СССР, ЦК Компартии, Академия наук, надзорные органы не ведали, что творят, давая широкую столбовую дорогу в жизнь этим чудовищам? Да, конечно же знали, да конечно же понимали, но существовавшее в то время на всех уровнях мощнейшее военно-промышленное лобби превалировало над всем: над безопас- ностью, над экономикой, над разумным сопоставлением оборонного потенциала страны и жизненным уровнем народа, над властью, над миром. "Ястребы" кировали, это было государство в государстве, не контролируемое никем. Они говорили: канальные реакторы с обычной водой под давлением с графитовым замедлителем прекрасно зарекомендовали себя на наших объектах, вырабатывающих плутоний-239 для ядерного оружия, и они с таким же успехом в кратчайший срок ликвидируют острейший дефицит в электроэнергии, тем самым приблизив нас к "светлому" будущему человечества — коммунизму (но не подтверждали никакими объективными данными). А если Союз пойдет по пути сооружения корпусных ВВЭР, хотя и более безопасных и экономичных, то это потеря времени, средств, распыливание машиностроительных мощностей, научного потенциала. Ведь мы, мол, имеем уже отлаженные производства основного технологического оборудования и прирост одного, полутора миллиона киловатт в год установленной энергетической мощности никакими другими производствами восполнить невозможно.

Да, действительно, это было так, но экспериментальная обоснованность безопасности таких АЭС, расчетно-теоретическая подкрепленность работы станций в различных режимах, осмысливание коэффициентов мощности офигенной по размерам активной зоны (грубо говоря, тормозного эффекта), оценка быстродействия примененных органов СУЗ, исследование инерционности контура в целом и так далее настолько отставали, насколько очередные блоки плодились на Ленинградской, Курской, Смоленской, Чернобыльской, Игналинской площадках.

Напрашивается еще один вопрос: а что, те властные структуры, которые верховодили в то время, были врагами своего народа, если санкционировали именно такое первоначальное направление бесперспективного развития ядерно-энергетического комплекса? Нет, они были такими же жертвами существующих в их ведомствах умалчивания, недоисследованности процессов, излишней секретности, научной разобщенности, академического апломба...

Но все-таки в конце семидесятых опомнились, сравнили свои "победоносные завоевания" с мировой поступью атомной энергетики и начали строить как положено — корпусные реакторы, защитную оболочку, развитые системы безопасности и т. д.

Меня так и подмывает здесь подкрепить свои рассуждения ссылками на публикации авторитетных ученых, грамотных специалистов, талантливых руководителей с масштабным мышлением или, наоборот, недотеп с министерским портфелем (у меня такой литературы достаточно), но я не буду этого делать — верьте или не верьте на слово.

Теперь непосредственно об аварии на четвертом блоке Чернобыльской АЭС. Сразу же, после катастрофы, меня обуяла профессиональная страсть разузнать все мельчайшие подробности случившегося, инженерно размыслить о происшедшем, соединить в логическую цепочку те трагические события. Но это оказалось крайне сложным делом в то время из-за отсутствия достоверной информации и намеренным желанием "великих мира сего" обвинить только эксплуатационный персонал в разрушении реактора.

Правительственная комиссия, работавшая в зоне, также этим не занималась. И пошли гулять по свету произведения Юрия Щербака, Григория Медведева, Владимира Яворивского, Андрея Иллеша, Любови Ковалевской, Владимира Губарева, Роберта Гейла, академика Доллежаля и других, где тиражировалось решение суда и где обслуживающий персонал ЧАЭС выставлялся главным виновником случившегося.

В то время, когда президент Академии наук Александров А. П., трижды Герой Соцтpуда, любимец партократии, напрочь отрицал ошибки конструкции реактора на межведомственных техсоветах и, по существу, открыл путь широкому кругу специалистов и общественности односторонней информации о причинах и обстоятельствах аварии, другой академик — Легасов Валерий Алексеевич — вынужденный повторить это в Вене, не смог позднее выдержать душевное смятение от этой защиты "чести мундира" и покончил с собой (его недописанный дневник с пронзительным названием "Мой долг рассказать об этом..." — дневник совестливого ученого).

Не менее профессиональными и убедительными материалами о причинах и виновниках аварии я бы назвал публикацию хорошо мне знакомого Виктора Смутнева "В чем первопричина?" (газета "Мирный атом" Нововоронежской АЭС", 89-й год) и статью коллектива авторов-чернобыльцев "Кто виноват в причинах аварии на ЧАЭС?" в газете Украины "Комсомольское знамя" 25.04.90 г. Эти специалисты подробно и основательно рассмотрели фигурирующие в отчете института атомной энергии и сообщении в МАГАТЭ (86-й г.) предъявляемые обвинения эксплуатационному персоналу в нарушении регламента обслуживания и программы испытаний (всего шесть нарушений) и доказали (правда, с некоторой натяжкой) свою невиновность, в худшем случае "вторичность" приложения своих рук к содеянному.

В 92-м году вышел второй по теме доклад консультативной группы МАГАТЭ, INSAG-7, в котором акценты причин взрыва блока ЧАЭС-IV расставлены уже совсем по-другому, с учетом новых данных. В первую очередь подчеркиваются недостатки нейтронно-физических характеристик активной зоны реактора (наличие больших положительных коэффициентов реактивности, неравномерность энерговыделения) и конструктивные ошибки в выборе органов СУЗ.

Однако и в первом, и во втором докладах INSAG отстаивает мнение, что действия персонала были неудовлетворительными, не была на должной высоте так называемая "культура безопасности". Это новое понятие, введенное МАГАТЭ после чернобыльских событий, весьма емкое, отражающее приверженность и личную ответственность всех лиц, занимающихся любой деятельностью, которая влияет на безопасность ядерных установок.

Культура безопасности предполагает всеобщую психологическую настроенность на соблюдение безопасности на всех стадиях жизненного цикла АЭС и охватывает как высшие сферы управления (законы, правительственные решения), так и всю цепочку до рядового дежурного дозиметриста. Если смотреть под таким углом зрения, то какого уровня должна была быть культура безопасности у оперативного персонала ЧАЭС, если закона о использовании ядерной энергии не существовало (появился через 9 лет после аварии), если надзорная деятельность долгое время была ведомственной, если проектанты и конструкторы были монополистами в принятии ответственных решений, если высокие умы Петросьянц, Александров, Доллежаль, Емельянов, Майорец и др. постоянно твердили, что атомные станции с РБМК являются самыми надежными, безопасными, экологически чистыми, простыми в обслуживании. То есть культура безопасности, как понимает ее МАГАТЭ, до 86-го года в Союзе была в самом зачаточном состоянии (если была) на самом высшем уровне власти и науки, не говоря уже об эксплуатационниках. Их некому было правильно ориентировать, целенаправленно обучать и поддерживать их знания и умение на тренажерах — таковые отсутствовали вообще.

Последним, довольно интересным, что я читал об аварии, была книга Святослава Чачко "Предотвращение ошибок операторов на АЭС" (М., Энергоатомиздат, 92 г.). Автор анализирует многие аспекты ошибочных действий человека, психологические факторы, принципы составления регламентов и инструкций, конструкции щитов управления и их оснащенность и т.д. Тщательно рассмотрев аварию на IV-м блоке ЧАЭС во многих ракурсах, он пишет: "Историкам науки предстоит выяснить, каким образом сложилась атмосфера, в которой коллективы научных работников, не имея достаточных оснований и отметая критику одиночек, прониклись уверенностью в непогрешимости своих решений..., в практической безопасности таких реакторов, как РБМК-1000". И далее: "Современный конструктор обязан исследовать и проектные, и гипотетические, и запроектные аварии, включая катастрофические события. Для РБМК это не было сделано Не было проведено моделирование катастроф". Заканчивает он фразой, с которой я полностью согласен: "Оператор — последнее звено в цепи, и его ошибки нередко представляют собой прямые следствия ошибок теоретиков и конструктора".

Мой итог следующий. Не пора ли дирекции Чернобыльской АЭС (Господин Парашин Сергей Константинович, будьте настойчивы!) обратиться в Генпрокуратуpу, Кабинет Министров или Верховный Совет с требованием возбудить судебное дело в одном из международных судов (Гаага, Вена, Стокгольм, Амстердам, где еще?) по пересмотру приговора Верховного Суда Союза ССР от 29 июля 87-го года с целью определения истинных виновников глобальной катастрофы века и вынесения справедливого решения. Тем более, что Украина недавно стала полноправным членом Совета Европы. Мной не владеют чувства отмщения, расправы, кровожадности и т.д. Мне, как и любому обывателю на этой Земле хотелось бы, чтобы такая катастрофа никогда не повторилась, чтобы ее углубленное расследование и сделанные выводы получили такой резонанс в обществе, который уберег бы каждого от опрометчивых решений в атомно-энергетической и других отраслях промышленности. А не ограничиваться шестью ранее осужденными сотрудниками ЧАЭС, как главными виновниками аварии. (Из живых осталось только трое, недавно, в январе 96-го умер Дятлов А.С.).

Уже работая в Киеве после зоны, я познакомился с одним инженером-монтажником (назовем его Я.), который в июле 86-го работал пару часов вне зоны с техдокументацией, привезенной со станции. После этого он так настроил себя на полученную недопустимую дозу облучения, что таял на глазах. Я как-то остался с ним наедине и говорю:

— Послушай, так нельзя. Ведь бумаги, с которыми ты работал, не могли быть загрязненными более, чем 50 бета-частиц на квадратный сантиметр в минуту. Иначе их из зоны бы не выпустили, это предельная норма по загрязнению. А при такой мощности внешнего излучения можно жить сотни лет. У тебя в квартире стены излучают больше (другого, правда, вида излучения), да и солнечная, космическая, поверхностная радиация всюду и везде, но все живут и здравствуют. Если хочешь знать, радиация породила нашу планету. В конце концов, почитай литературу о ликвидаторах аварии, какие дозы облучения получили они. Рядом с тобой работают кадры с ОЛБ — острой лучевой болезнью и ничего, пашут... Я, например, не собираюсь в ближайшие годы помирать...

Остановившийся взгляд, на лице потерянность и обреченность, он не слышал меня. Через полгода после этого разговора я присутствовал на его похоронах... Горе неизбывное— Чернобыль!

Ядреным морозным утром я приехал на территорию церкви архистратига Михаила в Дарнице, Киев, которая сооружается в память о чернобыльской беде. Очищенные от снега дорожки, уже действующие часовня и вспомогательная церквушка дарили своим прихожанам отраду молитвы и песнопений во славу Господа, но фундамент основного здания был мертв: строительство главной церкви остановилось — нет средств. На насыпанном небольшом кургане возвышался колокол, мраморные плиты погибших четко впечатались своими обметенными квадратами в снежный покров кургана. Я обошел его кругом, зашел в церковь и осенил себя крестным знамением в память об этих отважных людях, поставил свечку.

Случилось так, что, казалось бы, такое заурядное заведение, как почта, несколько раз играла в моей жизни довольно забавную, а иногда и трагикомическую роль. Вот что у меня было.

Прошел где-то месяц-полтора — ни ответа, ни привета. Тут я собираюсь в командировку в Москву и спланировал время проехать на эту базу. Деньги у меня были и я думал оплатить покупку на месте без лишних затрат на пересылку.

Приехал в примерный район нахождения базы. Иду по улице и думаю, кого бы спросить точное место того, что мне надо. Навстречу попадается очень миловидная стройная девушка, изящно одетая, с улыбчивым лицом. А я тогда тоже был ничего, молодой, в новом костюме для заграницы, не прочь и пофлиртовать. Я к ней:

— Скажите, пожалуйста, где здесь база Посылторга?

Она, игриво сверкнув глазками, отвечает вопросом на вопрос:

— А что Вы хотите?

Я, несколько смешавшись, занудливо начинаю рассказывать ей про свою давнюю заявку.

— О. этого давно уже нет...

— А Вы что, там работаете? — задаю я нелепый вопрос, как будто не было понятным с самого начала.

— Да, поэтому и знаю...

Потом, немного помявшись, продолжила:

— Впрочем, пройдите во второй корпус, найдите... (называет имя-отчество), скажите, что Вы от меня... (называет себя). Он должен что-нибудь придумать...

Я расшаркался в любезностях за ориентировку и мы мило расстались. Нашел я этого сотрудника довольно быстро. Он, не глядя на меня, буркнул:

— Заполняй карточку заявки.

— Послушайте — говорю, — я ранее ее заполнял и выслал к Вам...

— Я тебе что сказал? — рыкнул он и вопрос был исчерпан.

Деньги он не взял, сказав, что оплата по прибытию посылки. Через неделю-полторы после приезда из Москвы я получил все, что заказывал, в лучшем виде.

А еще через неделю пришел, наконец, оттуда же официальный ответ на мой первоначальный заказ, что, де, мол, уважаемый тов. Фролов, Ваш заказ не может быть выполнен из-за отсутствия товара на складе. Все нормально, пучком!..

Возвращаясь однажды с работы, я нашел свою благоверную ужасно расстроенной, всю в слезах, с валерьянкой на кухонном столе.

— Лиля, что случилось? В чем дело?

— Он еще спрашивает, в чем дело! Подлец, подонок, наглый лжец, распутник! И пошло — поехало...

— На, читай, мерзавец!..

Дает мне письмо. Меня уже тоже заколотило, я кое-как разделся-разулся, прошел в гостиную, сел. Смотрю на конверт. Незнакомый почерк, адрес точно наш и моя фамилия, имя, отчество. Обратный адрес тоже мне ничего не говорит: Волынская область, какой-то там плодосовхоз и совершенно незнакомая фамилия отправителя. Разворачиваю письмо:

— Здравствуй, папа!..

Меня так и впаяло в кресло.

— Пишет тебе твоя дочь... (имярек). Я учусь в 6-м классе...— и так далее и тому подобное. Сообщает, что мой адрес она узнала от соседа, с которым я якобы служил в армии, просит разрешения приехать на зимние каникулы и все в том же духе...

Сижу и сажу одну сигарету за другой. Как же оправдаться перед женой? Моя уверенность в том, что я здесь абсолютно не при чем, придала мне силы и я двинулся на кухню:

— Послушай, Лиля, здесь какая-то необъяснимая ошибка. Давай вместе почитаем письмо и я тебе попытаюсь доказать это...

— Уйди, стервец, не могу тебя видеть! Ведь столько лет скрывать!

И слезы опять в три ручья, всхлипы и сердечные капли.

— Да уймись ты, не делай трагедии, я не чувствую за собой никакой вины, — и что-то дальше, в таком же ключе.

Наконец кое-как она начала потихоньку успокаиваться, мы открыли бутылку вина и продолжали разговор уже более миролюбиво. Я объяснил ей все свои сомнения по реальности полученного письма и мы договорились, что я напишу вежливый ответ (ведь ребенок же!) с объяснением произошедшей несуразицы и перед отправкой покажу ей.

Чуть позже, уже совсем пришедши в себя, она вдруг говорит:

— Слушай, Володя, может мы ей сапоги купим к Новому году?..

— Какие сапоги? Это не мой ребенок! Ты опять за свое? — возмутился я, но быстро охладел, тема была исчерпана.

После отправленного мною письма о подробностях никакого ответа не последовало. Так я и не понял, что это было, кто и зачем меня подставил.

Сейчас я уже, наверное, снова, но не столь экспрессивно, удивлюсь, если получу от такого же адресата письмо:

— Здравствуй, дедушка...

Через десяток лет после этого события получаю я не менее странное извещение о получении посылки из Казани от опять же совершенно незнакомой женщины с запомнившимся необычностью отчеством: "Пуховна" (вероятно, татарка). Покрутив его в руках, посомневавшись, я отправился на почту и при получении посылки предупредил операционистку о возможном недоразумении. Она, тщательно сверив данные моего паспорта с данными в извещении и не найдя криминала, вручила мне присланное. Посылка была мягкой, обшитая тканью, в ней находились детские шерстяные вещи с национальным узором и небольшое письмо:

— Здравствуй, Володенька, мой милый! Каждый день я вспоминаю проведенные с тобой южные ночи..., — и масса других пикантных подробностей. Вот, думаю, повезло мужику, но причем тут я? Далее она писала, что он обещал купить ей шубу и она ждет-не дождется этого пpезента. "Ни фига себе, заявочки! С меня хватит!" — pешил я и, вернувшись на почту, написал заявление об отказе в получении посылки. Чем кончилась эта история, мне неведомо.

Кому в Киеве неизвестно о том страшном дефиците бензина, который был в 91 – 92-м годах? Стоя как-то в длиннющей очереди за получением этого транспортно необходимого продукта, я для скоротания времени купил новоиспеченную газету "Приключения, детективы, фантастика", первый выпуск. Грызя от нечего делать заготовленные впрок смачные морковки, я чуть не подавился: в этой (на поворачивается язык!) газете было столько грамматических ошибок, что моему возмущению не было предела. Получив через четыре часа свои сорок литров, я по прибытии домой разразился письмом к этому изданию следующего содержания:

Называется это приложение к газете "Что делать". Я Вам скажу, что делать: немедленно изъять из продажи весь выпущенный тираж, взыскать его стоимость с ответственных за выпуск и лишить права издания, а перед читателями найти доступную и удобную форму извинений за причиненное оболванивание (также и передо мной!).

Есть одно, к великому сожалению, в настоящее время очень расхожее понятие этому явлению — Х А Л Т У Р А !

Вот так, "джентельмены", соберитесь со своими "Человеком-неведимкой", "прозрачным нейлоновым неглеже" и гориллой (мужского рода!) в "гостинной", прочтите этот взрыв негодования, "прослизитесь" и "проглатите" слюну по поводу случившегося "инциндента"

С неуважением.... и подпись.

Дней через десять я получил что мне полагалось, молчком, без всяких комментарий... Все нормально, пучком!

Не будет большим секретом, если скажу истинным нумизматам, что существуют монеты "секс доллар", "секс экю", "секс талер", "секс марк"... Хотя причем здесь нумизматы?...

Возвращаясь как-то на автобусе в состоянии "грогги" со своей бывшей фазенды в Черкасской области, я лениво просматривал входящую тогда в широкую моду двуязычную газету "Экспресс-объява". Там был раздел 4 "Новые анекдоты" и, поддавшись его манере давать бесплатно телеграфного типа объявления, я выдумал такое: "Пью на дому в любое удобное для Вас время. Сырье Заказчика. Сухого не предлагать! Телефон...". И дал свой рабочий телефон, где в комнате сидело шесть человек.

Боже мой, я не мог предположить, на что я себя обрек! Я еще не успел купить свежий номер газеты с этим напечатанным объявлением, как начались звонки. Мои коллеги по работе недоуменно пожимали плечами до тех пор, пока я не рассказал им о своей потехе, после чего начали принимать заявки вместе. Выглядело это примерно так:

— Послушайте, Вы хотите выпить? Подъезжайте, тут нам третьего не хватает...

Смиренно начинаю объяснять, что это объявление напечатано в анекдотическом плане и т.д., но реакция была примерно одинакова:

— Да ладно тебе, давай присоединяйся...

Звонит один пожилой человек:

— Вы знаете, у меня есть такой необыкновенный ликер, просто сказка! У Вас есть желание и время его отведать?..

Потом начали бесцеремонно названивать две дамы с определенным уклоном (ну, знаете, от Эдварда Радзинского: "Я стою у ресторана — замуж поздно, сдохнуть рано...):

— Что ты будешь пить?

Говорю, что это не более, чем розыгрыш, у меня и в мыслях не было следовать этому объявлению, а они свое:

— Кончай п......, зачем обманываешь народ? Безобразие!..

Одна уж больно хотела получить телефон моего начальника, чтобы пожаловаться...

Затем позвонили из редакции:

— Как дела? Есть ли предложения?

Когда я сказал, что уже было двенадцать звонков с самыми всевозможными соблазнами, мне ответили:

— Да, народ у нас добрый...

Всего было шестнадцать звонков. Не забуду последний:

— Вам бы не хотелось побыть при свечах, с хорошей музыкой, добрым старым вином и стихами о любви?..

У меня запершило в горле, звонивший тихий женский голос был явно взволнован. Сдавленно мямлю о том, что была всего лишь шутка.

— Ах, так Вы пошутили...

Как же в этих набросках не пережить свои любимые занятия, дающие мне прилив хорошего настроения, успокоенности, заряд бодрости и оптимизма! Ведь если бы их не было — не было бы и меня. У всех они есть, эти маленькие удовольствия, которые так помогают скрасить наше не слишком доброкачественное житье-бытье...

Сколько себя помню, столько и ловлю раков руками. Все началось с речки моего детства Хопра в Пензенской области. Потом был Дон, Южный Буг, Днепр, Тясмин (в Черкасской обл.), Припять, Десна, различные озера. Меня прямо тянуло к обрывистым берегам, каменным кручам, затопленным корягам. Бывало, вылезешь из воды в тине, глине, смердящий гнилью, исцарапанный, но кайф — взял пару штук... Однажды чуть не задохнулся — вытаскивал из извилистой глубокой норы здоровенного налима.

Как приедем куда-нибудь на природу, так дети разом:

— Папа, поймай рака...

Не отбило охоту и после того, как меня как-то укусила за ладонь водяная крыса.

Но такой ловли, какой была на озере Икорец в Воронежской области, у меня никогда больше не было. Туда я попал со своим хорошим приятелем Николаем Абрамовым, у которого был в свою очередь один знакомый, крупнейший специалист этого дела. Так он за один нырок вытаскивал по 15-18 штук! Набьет их в плавки, прижмет растопыренными пальцами к груди и выныривает как чудище водяное. Раки, правда, были мелковаты, с воробья. Пред ним я был "шшанок", как сказали бы донские казаки, но по 5 – 6 штук я тоже добывал там за одну ходку. Такой мировой вечер был потом с двумя ведрами этих изумительно вкусных даров природы!

Многие не знают, что раков чистят (я проверял). Кладешь его на спину в левую руку, разжимаешь хвост, большим и указательным пальцами правой руки крепко зажимаешь средний плавник, что на конце хвоста, поворачиваешь на 90 градусов и тянешь на себя. Вытаскивается тоненькая кишочка с отходами. Все, рак почищен, можно бросать в кастрюлю с добрым пучком зеленого укропа и круто посоленной водой. Красота!

Будучи в Америке на реке Теннесси на пикнике в День Труда, я было настроился понырять за местными раками. "Ты, что, сдурел?" — мой спонсор Лен Рейдингер покрутил пальцем у виска и показал на табличку: "Купаться запрещено!". Так он и не дал мне зайти в воду, несмотря на мои настойчивые просьбы, а жаль...

Дважды это занятие кончалось для меня печально. Первый раз я потерял золотой перстень, ловя со своим младшим Антоном крабов в Черном море, в Очакове. А второй раз — на Гнилом озере близ Киева я, успешно поймав одного малюсенького рака, не обнаружил на безымянном пальце правой руки обручального кольца, не снимаемого мной до этого в течении 24-х лет. Поистине был золотой рак!

Даже сейчас, когда на моем теле есть неустранимая пожизненно новая дырка (так называемая стома) после четвертой в жизни операции в 94-м году (достал-таки меня снова Чернобыль!), я с удовольствием булькаюсь за этими колючими и щипучими деликатесами.

Помните картину А. Пластова "Весна"? Обнаженная, слегка полноватая женщина с распущенными волосами, только что выбежавшая из парилки, любовно укутывает девочку в зимние одежды, сидя на корточках босой на подталой земле.

Круто, да? Вот эта крутость и придает парилке эффект "вторжения" в человека удовлетворенности, раскованности, отдыха, здоровья.

Я где-то прочитал, что у языческих славян среди многих маленьких божеств был Банник, любимым развлечением которого было шпарить моющихся кипятком, раскалывать камни в печке-каменке и "стрелять" им в людей. Но, впрочем, с ним ладили — знающие люди всегда оставляли Баннику хороший пар, свежий веник и лоханку чистой воды. (Кто желает более углубленно почерпнуть сведения по истории и устройству различных бань и отношении к ним знаменитостей, отправляю к вышеназванной книге — получите истинное удовольствие).

Где бы я ни был, в командировке ли, в загранпоездке, на больничной койке, на учебе, в санатории или доме отдыха — я всегда стремился хоть разок попасть в местную баню-сауну, не говоря уже о них при постоянном месте жительства. На моем теле оседал пар бани детства в Беково, московских Сандунов, городских бань Нововоронежа, Воронежа, около десятка саун Финляндии, двух саун теплохода "Михаил Шолохов", банно-прачечных комбинатов в Обнинске, Махачкале, Минеральных Вод, шести бань Киева.

В Японии побывал в очень своеобразной бане без парилки, с бассейнами горячей и очень горячей воды и выходом в открытое море. В Америке мне сауна не понравилась: ну что за дела, если в парилке сидит парень в расшнурованных кроссовках и читает газету — температура не выше 60-ти градусов. Правда, там был и другой отсек, с плотным парным туманом турецкого типа и последующим джакузи, но все равно не то, о вениках даже и представления не имеют. При посещении в Ливии остатков разрушенного города древнеримской империи Лептис Магна, я с вожделением, достойным лучшего применения, символически посидел на мраморном толчке при банях-термах фараонов...

Бывая на атомных станциях в Энергодаре, Нетешине, Кузнецовске, Полярных Зорях, Южноукраинске я всегда просил по возможности устроить мне встречу с этим дивным заведением. (К слову сказать, в "Санитарных правилах проектирования и эксплуатации АЭС — СП АЭС — 88" — есть указание об обязательном проектировании санпропускников с парилками).

70 – 80 градусов Цельсия — глубокий холод

80 – 90 — снимите Вашу шляпу

90 – 100 — хорошо, неплохо для начала

100 – 110 — довольно хорошо

110 – 120 — Мастер градуса

По подаренному мне финном-коллегой чертежу печи-каменки их до настоящего времени у нас сварено в разных местах с добрый десяток — отличная вещь!

Особенно я любил париться с прыганьем в сугроб или бассейн с холодной водой на построенной по моему проекту даче у Исайкина Николая в Нововоронеже.

Работая в чернобыльской зоне, я получил в подарок от одного сибирского генерала, отбывавшего оттуда, пригнанную им походную сауну — спаренные два деревянных вагончика на колесах. Добрая была кибитка, но сгорела, было столько неприятностей! Это не охладило мой пыл и в скором времени, под шумок, мы соорудили на ПУСО "Лелев" стационарную сауну, по всем противопожарным правилам, с электропечью, душевой, комнатой отдыха, бассейном. В момент ее открытия я выпустил шутливый приказ, где были такие пункты:

Разрешается распевать на мотив "Учкудук", "Сулико", "Гори, гори, моя звезда", "Наманганские яблоки", "Песня Сольвейг", "Летка-енка", "Семь сорок", "I love you" и т.д., исходя из национальности посетителей.

2. Прекрасную половину человечества — простите, баб-с<N>— сюда не водить, ублажать их в другом, более прохладном месте.

3. Присвоить сауне название "ЖАР-КО", что означает любвеобильный жар спецпредприятия "Комплекс".

4. Живучих даже в современных условиях (был 1987 год) почитателей непутевого Бога Бахуса предупредить, что в случае их нежелательного перехода в лоно Бога Морфея они будут нещадно исхлестаны банными вениками по всем голым местам, включая оттопыренные и висячие.

5. Ввести по совместительству в штат сауны следующие должности:

— Зам. по тылу

— Зам. по странам и континентам, включая Гваделупу и Буркина Фассо

— Банщика-массажиста-дезактиваторщика

Желающим устроиться подавать мне по 150 — сто пятьдесят — чего-нибудь, можно до, после, вместо и в рассрочку, лучше с бутербродом или, на худой конец, с мануфактурой (полотенцем).

6. С приказом подлежат ознакомлению все пропарившиеся и прошедшие легкую хмельную обработку под роспись в папке "Поддай парку!" — прилагается.

7. На полок, коллеги! За высокую температуру, товарищи! Парьтесь на здоровье!

Эта сауна пользовалась большим успехом в зоне и представлялась бесплатно как рабочим, так и начальникам всех рангов, гостям. Мне было крайне жалко расставаться с ней.

Теперь, к моему великому огорчению, я не могу париться в общественных местах, (почему — я говорил выше), а коммерческие бани мне не по карману. Но иногда берут меня друзья-приятели в свои частные апартаменты — своих я не нажил. Так что жду приглашений...

Я люблю ходить пешком, внимательно смотреть под ноги и собирать в карман все мало-мальски годящееся для домашнего хозяйства или автомобиля: гайки, болты, шурупы, монеты, шайбы и проч. Меня моя благоверная всю жизнь за это ругает немилосердно, но что я могу с собой поделать? Вот гвозди уже не поднимаю — считаю зазорным...

В очередной командировке в Москве я разыскал скупку и предъявил эту находку в одно из окошечек большого приемного зала. Ювелир покрутил ее через глазной окуляр, бросил на весы, странно посмотрел на меня и сказал:

— Идите в другое окошко, это не мой профиль.

Подошел к другому окошку.

— Вы знаете, в-о-о-н там, в глубине зала, тот специалист, который Вам нужен...

Отправился туда. Молодой парень покатал этот перстенек в руках, чем-то капнул, опять отпpавил на весы и произнес:

— Н-да, интересная штучка... Я бы Вам не советовал его сдавать, но если Вам нужны деньги, то рядом, через два квартала, находится ломбард и Вы можете его заложить до лучших времен. Вообще-то он потянет на... и сказал мне примерную стоимость.

Я вышел и направился в ломбард. Не прошло и пяти минут, как слышу за собой тяжелое сопение и хриплый голос:

— Уф, еле догнал... Слушай, покажи колечко...

Я обернулся. Даю руку на отсечение, что этого грузного мужчины в толстых очках и близко не было ни в операционном зале, ни рядом со входом. Я мгновенно все понял: меня, как лоха, вели по окошкам, чтобы показать кому надо нужного клиента. Я, не сбавляя хода, иду дальше.

— Да не бежи ты в ломбард, он закрыт сегодня. Я знаю, сколько он тебе оценил. Даю... и назвал цену в полтора раза большую.

— Но мне надо взглянуть...

Несколько сбавив шаг, я в кармане натянул на указательный палец перстень и показал ему.

— Даю деньги. Идет?

— Идет, — говорю я, отдаю кольцо, хватаю деньги, мельком просматриваю их, мигом перехожу на другую сторону улицы, останавливаю такси и дую куда глаза глядят. "Уф", — сидя в такси, мысленно говорю уже себе я и не могу унять дрожь в коленях...

Денег хватило на телевизор (мы тогда были молодожены), подставку к нему на колесиках и хороший ужин по этому поводу.

В Америке на блошином рынке я нашел донельзя смятую десятидолларовую купюру, половину из которой тут же истратил на водку "Аристократ", выпив ее с коллегами в ближайшем "Макдональдсе". Вообще-то заведения "Макдональдса" без алкогольных напитков, но разве русским американ- ский закон писан? Нам хозяева, две негритянки, не дали по шее и смотрели на нас не столько неодобрительно, сколько с любопытством. А сколько я нашел мелких монет разного достоинства на американском асфальте! Не надо забывать, что там даже нищим валютой подают...

В Гамбурге, выходя из машины на полузапорошенной стоянке, мой взгляд привлекла тусклая желтая полоска на земле. Копнув башмаком, увидел: короткая золотая цепочка с плас-тинкой для вензеля — наручное украшение для тинейджеров.

В Карлштайне, прогуливаясь по парку, присел на скамеечку. Гляжу — рядом блестит какой-то предмет. Не поленился наклониться, рассмотреть и поднять довольно крупную многостороннюю стекляшку, тщательно отграненную, с еле заметными рисками на торцах. Видимо, выпала из какого-то корпуса. Дома показал в мастерской. Оказался аквамарин — драгоценный камень.

Иногда, уже поздно вечером, когда небрежно бросишь газету на лежащие на тумбочке часы, потушишь свет и заснешь, вдруг вздрагиваешь:

— Точное время два часа...

Вот, черт, опять эта баба с гонконгским прононсом! Убил бы! А ведь надо включать свет, открывать глаза, перетыкать кнопки, иначе поднимать будут через каждый час. Это издевательство над русским человеком — выпускать такие часы!...

Вообщем, советую, смотрите под ноги, господа!

Все началось с подарка моей бабушки, о которой я писал, нам на свадьбу. Слава Богу, уже минуло 28 лет, а эти каминные часы прошлого века с позолоченными циферблатом и колоннами под стеклянным колпаком все еще тикают и звонят, фирма Беккер.

С тех пор я и занимаюсь потихоньку бессистемным сбором и частичной покупкой "ненужных" вещей. Когда у меня появилась первая машина "Москвич-2140", я приезжал на ней из Нововоронежа в Пензенскую область к матери и там вместе с ней ездил по деревням к ее знакомым и покупал, выпрашивал, выменивал латунные ручки, самовары, керосиновую лампу, столик под ножную швейную машину фирмы KAYSER", деревянные предметы. Лично из ее дома я уволок (конечно, с ее согласия) остатки фарфорового сервиза работы Кузнецовых, измерительный английский инструмент моего деда, старинное шелковое китайское панно, две серебряные столовые ложки, икону и другое. Узнавая про мою страсть собирательства (побирательства) подобного рода предметов, дарили их мне мои хорошие приятели и иностранцы.

В память о работе в чернобыльской зоне мы с женой купили на толкучке в Киеве громадный рог какого-то крупного животного с инкрустацией латунью и позолотой. На нем была прикреплена табличка с подарочной надписью на немецком языке одному майору пожарной службы (видимо, трофей последней войны). Стояла дата и место: 97-й год ( т.е. конец XIX-го века), г. Браунсберг. Интересно, где же этот город? Смотрю одну карту, другую, третью, не могу найти. Пишу в отдел географии Большой Советской Энциклопедии, Москва. Мне отвечают, что это город бывшей Восточной Пруссии, ныне польский город Бранево.

По запросам относительно мастеров изготовления самоваров (их у меня двенадцать), Баташевых, Тульский областной краеведческий музей мне любезно ответил и дал интересующие меня пояснения, а вот Дулевский фарфоровый завод, Подмосковье, по своим мастерам Кузнецовым оставил меня с фигурой из трех пальцев, — видимо, не собирается отходить от корня слова своего названия...

Когда у меня бывают гости (и иностранцы в том числе) я устраиваю своеобразный конкурс вопросов и ответов — для чего та или иная вещь? Многие, к моему изумлению, не знают, что такое аршин, сажень, рубель, безмен, пахталка и т.д.

Последней моей потехой была отправка на телепередачу "Что? Где? Когда?" Ворошилову В.Я. для черного ящика двух деревянных лопаток различного назначения. Я сам до поры до времени знал назначение только одной лопатки, с длинной ручкой, из липы, для кухонных дел — мешать варенье при варке, пищу для скотины, переворачивать белье при кипячении и проч. А вот назначение другой, более короткой и плоской, из твердой породы дерева, с насечками, мне подсказали наши соседи, Галина и Яков Березюк. Для чего она, как вы думаете? Читайте вопрос знатокам:

Добрый вечер, знатоки,

Ворошилова стрелки.

Не могли бы Вы всерьез

А теперь читайте разгадку:

Эту лопатку увлажняют, натирают песком или землей и используют как абразивный оселок при косьбе.

Вопрос почему-то не прозвучал на передаче — жалко и лопатки, и передачу...

Я продолжаю пополнять свой минимузей любыми антикварными вещами. Если у кого-то появится желание что-то выбросить за ненадобностью — позвоните мне. Утюг там какой угольный, граммофон...

Это моя фирменная вещь. В мире существует пока только восемнадцать экземпляров в семи странах. Все никак не соберусь оформить заявку на изобретение... На досуге я приклеиваю на фанере или дощечке своеобразным способом набранный на компьютере на берестового типа бумаге текст указа Петра: "Все прожекты зело исправны быть должны, дабы казну не разорить и Отечеству ущербу не чинить. Хто прожекты станет абы как ляпать — чина лишить и кнутом драть нещадно. ПЕТР 1712 г".

Делается подобающая окантовка из чашечек желудей и каштанов, с бронзовыми винтами, защитной пленкой и держателями для особого цимеса этой вещи — кнута. Его я плету из натуральной кожи, с вплетением волос из конского хвоста, причем, ручка выбирается тоже не абы какой, а с характерным загибом (долго приходится гулять по лесу, чтобы найти то, что надо). Текст указа пишется обычно на двух языках, в зависимости от партнера. Не лишним здесь и флаги сотрудничающих государств. Можно и на одном языке, лишь бы в дело пошло... Никак не сделаю экземпляр для своего минимузея.

Что бы мне хотелось еще сказать в этой небольшой исповеди своих жизненных событий? Если кто почерпнет из нее что-то полезное для себя, если она кому-то доставит несколько веселых или памятных минут, если кого-то обозлит своей корявостью или некоторой развязностью, то и это дело, не прошла, значит, незамеченной.

Особенно я хотел бы обратиться к чернобыльцам:

Не надо замыкаться в себе. Не разъедайте ваши души своей неполноценностью по здоровью, не уподобляйтесь хвастливым попугаям, когда речь идет о вкладе каждого в ликвидацию последствий аварии.

Не думайте о будущих последствиях для Вас!

Надо жить помаленьку и продолжать делать свое дело на этой Земле.